Первой слово предоставляется Ирине Царевой – жене Поэта, автору еще не дописанной книги с рабочим названием «Ангел из Чертаново», в которой она рассказывает об Игоре Цареве – человеке и поэте. Книга выйдет в 2014 году. А пока Ирина предоставила для сайта первую главу этой книги «Игорь – каким он был».

Игорь – каким он был

«Игорь Царев обладал редким качеством – он был равен своим стихам, писал так, как чувствовал, как жил. И его стихи навсегда останутся с нами – как поддержка, утешение в скорби и подаренная нам великая радость от общения с прекрасным» - эти слова из некролога на Стихи.ру.

Игорь действительно писал так, как чувствовал и как жил. Ни одно его стихотворение не написано «ради красивого словца», у каждого своя история. И даже если эта история не была личной, то она прошла через его сердце случайной встречей, наблюдением, размышлением, интересной беседой или даже просто шуткой, вызвавшей живую игру его ума.

Тонкое чувство юмора, которым он обладал, привлекало к Игорю людей. Он не был шутником, постоянно рассказывающим анекдоты и гогочущим над каждой остротой. Его шутки не сыпались, как горох из дырявого мешка, он не выкрикивал их, чтобы все услышали, а изредка и к месту тихим голосом произносил реплику, после которой добавлять уже было нечего. В этом он был истинным гурманом. И людей делил по их отношению к юмору на «других» и «наших». Нет, он не считал одних плохими, а других хорошими. Он вообще любил людей, в том числе и «других», и всегда был с ними доброжелателен. Просто в свой ближний круг он кого-то впускал, а кого-то нет. И если я позволяла себе (а я частенько позволяла!) критические высказывания в адрес кого-то из новых знакомых, не вызвавших моей симпатии, Игорь терпеливо объяснял, что «нельзя ругать кошку за то, что она не собака, и если тебе не нравятся кошки, то не надо вместе с ними мяукать…»

    

Игорь вообще был неординарным человеком. Его энциклопедические знания, математический склад ума, широкие познания во многих областях науки позволяли ему быть генератором идей, исследователем, на счету которого есть и научные открытия. Его легкое перо позволяло ему доносить свои мысли даже до неподготовленного к серьезным размышлениям читателя. Им написаны книги, которые стали бестселлерами. Я помню, как в 1990 году по не очень любимому руководством СССР радио «Свобода» мы неожиданно услышали, что вышла книга Игоря Царева, которой предстоит стать бестселлером. Мы были потрясены – книга была еще в издательстве и выйти должна была только через 10 дней! Вот как работала разведка! А тираж действительно был заоблачный и разошелся мгновенно.

Потрясающая интуиция и высокая скорость мышления всегда позволяли Игорю безошибочно выбрать из множества вариантов единственно верное направление, единственно правильное решение, единственно верное слово, единственного человека из толпы. Он не был провидцем и пророком, но он практически никогда не ошибался в своих логических построениях.

 

При всем этом Игорь был Человеком Игры. В 1985 году мы подружились с Клубом фокусников, и нас научили некоторым премудростям этого потрясающе сложного и красивого мастерства. В результате я, знающая практически все «хитрости» наших «магов и волшебников», до сих пор не могу исполнить более трех-четырех трюков, а Игорь мгновенно научился целой серии фокусов, которые успешно демонстрировал в кругу близких. Увлекшись, он сам стал придумывать новые, причем делал это так виртуозно, что профессионалы ему аплодировали.

 

А в какой-то момент его увлекли «психологические опыты с чтением мыслей». Он привлек меня, и мы с наслаждением «сдвигали крыши» несчастным «подопытным». Но надо отдать нам должное - ни одному из нас в голову не пришло зарабатывать на этом или просто морочить людей ради поднятия собственного престижа. На вопрос очумевших друзей: «Неужели это правда?», - мы хором отвечали: «Нет!»

   

Никто, кроме тех, кто знал Игоря очень близко, даже не догадывался, что этот худощавый человек обладает незаурядной физической силой. За его поминальным столом я рассказала, что Игорь пальцами сгибал металлические монеты и вытаскивал из стен гвозди, скручивал с банок «прикипевшие» крышки, сворачивал прутья арматуры, а его руку ни разу не удалось положить ни одному из наших весьма не слабых друзей, даже когда они наваливались на нее вдвоем.

 

Рассказывая об этом, я в какой-то момент почувствовала, что далеко не все этому поверили. А уже через несколько дней Марина Шапиро переслала мне полученное ею  письмо от Виктора Лычакова – одноклассника Игоря, в котором он вспоминает: «…До сих пор помню курьезы, связанные с его очень сильными руками…». Свидетель не ангажированный – ведь мы с Лычаковым даже не знакомы. А когда три дня назад на 40-й день я зашла в «Российскую газету», чтобы помянуть Игоря с его коллегами, в какой-то момент на фоне воспоминаний прозвучала фраза: «Впечатление силача он точно не производил». И тут же один из сотрудников стал объяснять, что для того, чтобы согнуть кочергу не надо быть Иваном Поддубным, а достаточно обладать определенным строением мышц рук. И привел пример одного своего знакомого, нисколько не похожего на силача, руку которого никому так и не удалось положить.

 

Я знала некоторых людей и до сих пор общаюсь кое с кем из тех, кому пришлось на себе испытать Игоря силу и бойцовские качества. Он никогда не был задирой, всегда старался обойти ситуацию, в которой могла назреть драка, но если ему это не удавалось, то оставалось только посочувствовать его противнику. Я расскажу о нескольких подобных историях дальше. А пока скажу, что мне очень нравилось то чувство защищенности, которое я испытывала, находясь рядом со своим мужем.

 

Да, Игорь не был тихоней.  Скорее он был авантюристом в лучшем понимании этого слова. На Грушинский слет под Самарой (тогда Куйбышев) он и его друг Андрей Тихомиров приехали на велосипедах. А это более тысячи км! Впервые сев на лошадь, Игорь верхом на ней прошел по горным тропам Кавказа. Он летал на дельтаплане (правда, при одном из приземлений сломал себе 3 ребра). Он сплавлялся, преодолевая пороги,  по рекам. Он поднимался на горные вершины. Он даже умудрился лично поучаствовать в проверке на жаропрочность специального костюма для работы в пламени, температура которого сопоставима с температурой плазмы (горящие нефтяные скважины)… Остались фотографии, которые обязательно войдут в эту книгу.

 

Родившись на Дальнем Востоке, Игорь еще мальчишкой ходил с отцом на охоту и отлично знал, как управляться с оружием. В свободное время мы с ним частенько забегали в тир, чтобы посоревноваться в стрельбе по мишеням. Азарт был велик, потому что Игорь, хотя и прекрасно стрелял, не всегда мог похвастаться победами - я в этом деле тоже весьма и весьма! А холодным оружием он владел просто виртуозно, и в этом нет ничего удивительного: занятия фехтованием плюс природная артистичность!

 

Игорь вдоль и поперек прошел заповедные места Дальнего Востока и умел выживать в самых сложных условиях. Он был упрям и настойчив, когда ставил перед собой задачу.  Это касалось и его жизненных планов. Приняв решение стать журналистом, он не побоялся уйти из науки, хотя не имел журналистского образования. Несколько лет он жил впроголодь, но своего добился: начав карьеру «корреспондентом на договоре» в «Московском комсомольце», в конечном итоге стал ответственным редактором в «Российской газете». Семь лет он добивался и добился женщины, которую выбрал на всю оставшуюся жизнь. Он трудно вошел в нашу семью, но сумел стать для всех самым родным и любимым человеком.

 

Но если Игорь в ком-то разочаровывался, то уходил без скандалов и объяснений - сразу и навсегда, не оглядываясь. Об этом хорошо знают те, кто сегодня, когда его не стало, вдруг вспомнили о «былой дружбе» с ним. При этом Игорь никогда не был категоричен в оценке людей, к которым повернулся спиной. «Каков подлец!», - говорила я. А Игорь возражал: «Просто он ДРУГОЙ человек, вычеркни его из нашей жизни. Понимаешь?» Я понимала, но разумом, а не сердцем, в котором бушевали обиды.

Талантливый человек во всем талантлив. Игорь хорошо рисовал. «Игорёк ещё до нашего знакомства был членом Клуба ленинградских карикатуристов. В этом клубе состояли такие люди, как Георгий Светозаров, Виктор Богорад... Теперь они живые классики, - вспоминает его друг ленинградец Андрей Тихомиров. - Естественно, художники устраивали выставки, на выставках бывали и зарубежные зрители, или они сами отправляли свои работы на зарубежные выставки. В ответ получали каталоги выставок, которые часто арестовывались (достаточно было даже безобидного изображения Брежнева). Потом Игорь стал ходить в Клуб все реже и реже, и очень "страдал", что "люди карикатуры"  "...уже в цвете рисуют, а я!.." Но на самом деле, уже было понятно, что основное его творчество - это стихи». В этой книге обязательно будут представлены серия выполненных им карикатур и рукописи «юных стихов» 70-х годов, которые передал мне для книги Андрей Тихомиров.

После ухода Игоря из «почтового ящика» в «Московский комсомолец» для него наступило тяжелое время. Как «корреспонденту на договоре» ему платили 3 копейки за строчку, что выливалось в лучшем случае в 40 рублей за месяц – это в то время, когда средняя зарплата москвича, на которую можно было кое-как прожить, составляла примерно 120 рублей. Чтобы выжить, Игорь рисовал карикатуры, которые продавал в печатные СМИ, малевал декорации для постановок в мелких театриках, даже выполнял работы для студентов и дипломников художественных ВУЗов. Первым подарком, который он сделал мне, была прекрасная картина, которая уже тридцать лет висит в нашей спальне…

 

Игорь писал сценарии, песни, сам их исполнял, был потрясающим выдумщиком. Во всяком случае, мою жизнь он превратил в волшебный карнавал, даря мне  праздник за праздником. «Я придумал для тебя новую игрушку!» - радостно сообщал он. Диапазон этих «игрушек» был широк: от веселого капустника до…  стола президиума в Городской Думе. Да, да, не вру! Я действительно вела заседание в Думе по альтернативной энергетике. Но об этом позже.

 

Игорь никогда не хвастался. Впрочем, это утверждение справедливо лишь по большому счету. А так, «по-детски», было, конечно, пару раз, и это всегда кончалось конфузом. Но об этих уморительных историях с хвастовством знают только самые близкие, которые давно перевели их в серию семейных анекдотов, на которые он не обижался. И об этом я тоже обязательно расскажу.

 

Игорь никогда не выносил за порог личной жизни то, что касалось только нас - его семьи и близких друзей, которых он тоже считал семьей. Но в этой большой семье существовали различия. Его собственная семья – это старшее поколение, жена и младшее поколение. А наши самые близкие разновозрастные друзья – тоже семья, но «с итальянским акцентом». Как часто, собираясь все вместе, мы хором орали: «Мафия бессмертна!» Оказалось, что смертна – Игорь ушел вторым. Первым в 2002 году так же скоропостижно покинул нас Слава Малиновский. Ему было 39 лет. Это был необыкновенно талантливый, светлый и самый близкий для нас человек. Он был моложе Игоря на 8 лет. А сейчас они лежат на одном кладбище в трех шагах друг от друга. О душевной связи Славы и Игоря и их совместном творчестве я обязательно расскажу.

 

И еще: у Игоря были золотые руки. Слова из его стихотворения «…здесь каждый гвоздь забит моей рукою…» - истинная правда. Но «гвоздь» - это слабо сказано. Мы никогда не пользовались услугами наемных работников. И не от бедности или жадности. Просто мы очень трепетно относились к нашему дому и не хотели, чтобы к нему прикасались чужие равнодушные руки. А на даче вся работа, требующая кропотливости, вкуса и дизайнерского мастерства, тоже доставалась Игорю – потому что никто другой не выложил бы так декоративные каменные стенки, бордюры, дорожки, альпийскую горку…

Перечитала и подумала: какой-то ты у меня, Игорек, слишком уж положительный получаешься, надо вспомнить хоть что-нибудь отрицательное. И… не вспомнила! Хотите - верьте, хотите - нет! Ну да, бывало, ссорились – не без этого, но по мелочам, даже вспомнить из-за чего не получается. И обиды ни одной в себе не носила. И ни от кого плохого слова о нем не слышала. Даже странно как-то… А ведь раньше я не задумывалась об этом – счастье не требует анализа.

 

Кажется, что все, о чем я здесь пишу – о другом человеке, совсем не похожем на того Игоря Царева, который остался в общественной памяти скромным (читай – тихим), доброжелательным интеллигентом и талантливым поэтом. Даже высказывалось мнение о том, что Царев слишком (даже стерильно!) правильный. Вот один из таких откликов на интервью, которое у Игоря взяла Екатерина Шталь («Клубочек»), и реакция на этот отклик:

 

14.03.2010 08:59:16    Арс

    

Как все правильно сказано! Умно, скромно, живописно. Хорошим русским языком. Читать - наслаждение... Говорю это без всякой иронии.

 

Вот только... Слишком правильно все. Неоспоримо. Стерильно как-то. Дистиллировано.

 

Очень самокритичный, но крайне талантливый автор. Борец с Конторой. Прекрасный семьянин. Рода дворянского. Но прост в общении весьма...

14.03.2010 10:04:49  Галина Булатова

    

…Игорь, некоторые не верят в чистую воду. Между тем, из такого родника хочется пить и пить…

Меня всегда поражало: в чем истоки доверия к людям, обладающим некими пороками, и недоверия к тем, кто чист душой? «Не пьешь с нами – значит стучишь», «Интеллигент – значит сноб», «Хороший семьянин – расскажи кому-нибудь другому», «Людей любишь – а с чем? С хреном или с горчицей?», «Скромничаешь – так это от гордыни» и т.п.

 

Эта моя тирада предназначается не Арсу – судя по всему, он умный и доброжелательный человек. Только, как и многие другие, не очень верит тому, что «слишком». А кто устанавливает, что есть «норма», относительно которой определяется, что такое «слишком»? Почему быть самокритичным, талантливым, прекрасным семьянином, да еще дворянского рода и при этом оставаться простым в общении – некая нелепица, вызывающая сомнения? Но, к счастью, сомневаются не все – спасибо Галине Булатовой, выступившей от имени своих единомышленников. А их немало, и потому искренне верится, что наступает то время, когда всем захочется пить из чистого родника.

    

Ну что же делать, если Игорь действительно был очень чистым человеком? Тридцать лет, прожитых с ним, убедили меня в этом. Но стерильно правильным его никак не назовешь. И эта книга, которую я сейчас пишу, позволит увидеть его таким, каким он был на самом деле. Вы спросите: «Неужели он всю жизнь маскировался под скромного интеллигента?» Да нет же, он вообще никогда не притворялся. Просто в житейских буднях не так уж  просто разглядеть в скромном интеллигенте, который проходит мимо с доброй улыбкой или даже перебрасывается с вами несколькими словами, страстную и жизнелюбивую натуру.

 

Свою разностороннюю и насыщенную самыми противоречивыми событиями жизнь Игорь никогда не выносил на общее обозрение – просто потому, что это никого, кроме самых близких людей, не касалось. Он умел отделить «личное» от «общего». «Я не люблю винегрет – ни на столе, ни в жизни», - шутил он. А теперь, когда Игоря нет с нами, и когда никто уже не сможет войти в его жизнь в обуви для улицы, я решила, что могу приоткрыть дверь, за которой Игорь Царев хранил свое «личное». Лучше, если это сделаю я, а не возникшие из ниоткуда «старые друзья» с ущербной фантазией. Но тем, кто все-таки захочет перешагнуть порог и войти в эту дверь в грязной обуви, я предлагаю задуматься: стоит ли переступать черту, которая проходит между жизнью и смертью?

Игорь был верующим человеком. И хотя он не знал наизусть молитв, не выстаивал церковные службы, он всегда приходил в храм поставить свечку и попросить Господа о своих живых и мертвых. Он любил и уважал нашего семейного духовника отца Леонида, который в ноябре 2002 года отпевал Славика, через два месяца – в январе 2003 года - венчал меня и Игоря, а еще через десять лет проводил первого из нас двоих в последний путь.

 

Игорь много писал о страдании, смерти, одиночестве. Но это далеко не все о себе, это судьбы, пропущенные через сердце Поэта, умеющего искренне сопереживать. И неверно думать, что его смерть пророчески связана с его стихотворениями. Я полностью согласна с рецензией, которую прочитала на его странице:

Рецензия на «Часы» (Игорь Царев)

Какая отточенность мысли! Немного не согласна с теми, кто назвал это стихотворение пророческим - каждый поэт много думает о быстротечности жизни и неминуемости смерти. А вот так написать об этом - не каждому дано.

Галья Рубина-Бадьян   26.07.2013 12:23

 

Да, жизнь Игоря была не легка, в молодости ему пришлось пережить много бед, но Игорь не думал о собственном уходе, у него было море радужных планов на будущее. А вот страх потери дорогих ему людей жил в нем постоянно – и это читается в его стихах.

Наступило время рассказать о таком Игоре Цареве, каким он был, а не числился. Мне кажется, что будет не правильно, если для всех, кто любит его творчество и его самого, он останется только талантливым поэтом и скромным человеком с доброй улыбкой. Это будет равносильно ошибке зоолога, который, основываясь на нескольких признаках, занес альбатроса в отряд голубиных.

 

У меня нет сомнений в том, что многие люди имеют право узнать гораздо больше о поэте и человеке Игоре Цареве – и тогда его стихи засверкают для них новыми гранями. Ведь в них - и его вера, и его любовь, и его счастье, и его фантазии, и его страдания, и переживания о судьбе своей страны, и боль за все живое на этой планете. В них - его воспоминания, в них - то, что никем не должно быть забыто.

 

Эта книга для тех, кто любил и продолжает любить Игоря Царева и его стихи.

От Олега Щербакова

Олег Щербаков – друг,  художник, картины и фрагменты картин которого  стали иллюстрациями в посмертном сборнике стихов Игоря Царева.

В память о Поэте Игоре Цареве
и Человеке Игоре  Могиле

Я – художник. В середине 70-х волею судьбы  мы с женой и маленьким сыном уехали из страны в Израиль, где я проработал многие годы реставратором в ведущих музеях. Там выросли наши дети, там мы теперь и живем.

 

Моя жена – школьная подруга Иры, жены Игоря. С Ирой я познакомился значительно раньше, чем с Игорем, и хотя я по натуре нелюдим, у меня с ней сложились тёплые и доброжелательные отношения. А Игоря я увидел, когда мы с женой впервые решились приехать повидать Москву.

 

Мы общались всего несколько дней. Но оба почувствовали, что эта встреча стала для нас значимым событием в жизни. Много и откровенно дни и ночи напролет мы говорили обо всем, что волновало, волнует и объединяет людей, оказавшихся по разные стороны черты, проведенной между ними политиками.

За  эти несколько дней мы поняли, как мы духовно близки. А после нашего отъезда Игорь прислал мне стихотворение. В посвящении он написал: «Моему другу…». И это было действительно так, мы стали настоящими друзьями.

Мы переписывались, перезванивались, Игорь посылал мне свои новые стихи, я ему – свои работы. Мы были на постоянной связи, но увиделись еще только раз. Несколько лет назад все семейство Царевых с детьми и внуком прилетели к нам в гости. Шумным табором они расположились в нашей трехкомнатной квартире, где на всех не хватало кроватей, но было вдоволь места для матрасов на полу.

Этот приезд Царёвых принёс нам с женой радость общения с друзьями и единомышленниками. А когда они уехали, стало пусто и грустно.  Мы договорились о новой встрече, но с Ирой случилась беда, и длительные перелеты ей запретили врачи. А мы каждый год собирались, да так и не собрались прилететь в Москву, хотя мечтали пожить все вместе на царевской даче, где можно было отгородиться от всего мира и побыть вместе. Не успели.

Так  получилось, что виделся я с Игорем только два раза. И каждая  встреча была ограничена по времени. Но эти дни запомнились мне, прежде всего, ощущением излучаемого им тепла, понимания и симпатии, которое возникло с первой же минуты общения.

От Игоря исходила энергия доброжелательности, истинной интеллигентности, толерантности, умения слушать, понимать и чувствовать собеседника.

 

Внешне он  очень напоминал  православных святых, как их изображают на старинных Русских иконах. Но одновременно с его корректностью и мягкостью, с его христианским терпением в нём ощущался  внутренний, несгибаемый  стержень, врождённая, наследственная мощь и сила.

Он  был одним из тех Русских, на  которых стояла и будет стоять Россия,   Русь Великая! Тех Русских,  которые бесконечно ей преданны и любят её безгранично.

Всё знание, восприятие и понимание России с пронзительной, Молитвенной Болью и Откровением Игорь выразил в своих замечательных стихах. В них он и остался жить. Для меня, для нас, для России, которая рано или поздно увековечит его имя.

От Андрея Тихомирова

Андрей Тихомиров – друг студенческих лет, автор песен на ранние стихи Игоря Царева.

Те времена, когда Игорь жил в Ленинграде, вспоминаются сейчас не какими-то событиями, расположенными в хронологическом порядке, а СОСТОЯНИЕМ — СОСТОЯНИЕМ постоянного счастья.

 

Я не помню, как мы учились. Учёба прошла побоку - мы творили. Не важно, что это творчество ценилось только в нашей маленькой компании, важен был сам практически безостановочный процесс и состояние парения над окружающей суетой.

Любимый лозунг Игоря тех времён: «Тишка, не слабые мы люди!» Но я, в отличие от Игоря, в этом не был столь уверен, и за мои сомнения он «отомстил» мне, подсунув в одной из своих опер роль «духа Противоречия».

Меня всегда поражала уверенность Игоря в правоте своего творчества. Жил, как писал, писал, как жил. Однажды, мне довелось стать свидетелем написания очередного шедевра. Прихожу домой, Игорь сидит с авторучкой в руке на диване, заваленном листами бумаги. Меня он не видит - совершенно трезв, но в полной отключке. Вот так и елозил ручкой по бумаге дня три. Нет, конечно, были перерывы на поесть, поспать, но тутже после этого - тумблер в положение «откл.» - и снова отсутствует... Что самое интересное, стихи из-под его пера выходили практически без черновиков, как будто кто-то ему их диктовал.

 

Я, прямо скажу, не большой любитель поэзии. Нет, конечно, классиков я читал, и порой с удовольствием - остальное цепляло в редких случаях. А вот стихи Игоря  зацепили сразу. Может потому, что впервые их услышал в виде песен.

 

На самодеятельную песню меня тоже «подсадил» Игорь. Не то, что я их, самодеятельных песенников, ни разу не слышал, просто не воспринимал должным образом. А, началось всё с Юрия Кукина, Игорь принес катушку с его записями. Ставлю - слышу еле различимое треньканье гитары и придушенный голос: «...За туманом...»

 

«Ну и запись! – думаю. - Наверное, -дцатая перезапись,  да ещё на магнитофоне со стёртой головкой. Как это, вообще, можно слушать? — это же насилие над слухом». Но прослушал раз, два и пошло…

 

Мы познакомились с Игорем в 1977 году в студенческом клубе-кафе «Гаудеамус» ЛЭТИ, где Игорь активно писал сценарии, заполненные собственными стихами. Но для нас с ним самым «продуктивным» оказался 1979 год – с пинка Игоря мы начали вместе писать песни. Первая наша песня - «Ботинки», а дальше пошло, поехало…

 

Я думал - почему он всегда поощрял написание песен на свои стихи мной и другими, хотя у него самого было уже несколько прекрасных песен, которые он мог сам исполнять, срывая аплодисменты? И пришёл к выводу, что Игорь не только не был тщеславен, а ему просто на всё еще и времени не хватало. Главным для него всегда были стихи - ради них он оставил ленинградский клуб карикатуристов и отказался от других своих увлечений. Я уже тогда понимал, что Игорь никогда не будет инженером, что, несмотря на все хиханьки-хаханьки первого этапа его поэтического творчества, жизнь его будет связана с литературным трудом.

В этом же 1979 году состоялся наш первый автостоп на Грушинский фестиваль. К сожалению, неотложные дела не позволили Игорю принять в нём участие. В качестве компенсации осенью он привёз целый ворох новых стихов.

 

В 1980 году мы уже автостопили вместе с Игорем и стали лауреатами фестиваля.

Но самым запоминающимся стал фестиваль 1982 года. Весь путь мы преодолели на велосипедах. Было очень тяжело. Я никогда не ввязался бы в эту авантюру, если бы знал одно обстоятельство, о котором узнал только в 2013 году – до этой поездки Игорь никогда не ездил на велосипеде! Представляете, какую силу воли надо иметь, чтобы впервые сев на него, преодолеть такой путь!

С 1983 года Игорь уже постоянно жил в Москве. В силу стечения обстоятельств наши пути разошлись. У меня до сих пор нет этому объяснений. Самая вероятная для меня версия, что мы просто выросли, и каждый пошёл своей дорогой. Но память о нашей студенческой дружбе осталась, и я собрал и хранил весь его архив, который Игорь со свойственной ему безалаберностью во всех практических вопросах раскидал по всему Ленинграду.  А он в изданной книге своих стихов посвятил мне те самые «Ботинки» и, как выяснилось, рассказывал обо мне своей семье, которая всегда считала меня «главным другом» его студенческих лет. И когда Игоря не стало, его внук написал мне. Так бывает – люди не видятся, но дружба продолжается…

 

В 1999 году мы встретились в интернете, и оба искренне этому обрадовались.

 

Последняя наша очная встреча состоялась летом 2003 года, когда Игорь ещё работал в «Труде». Как будто не расставались…

В 2012 году мы начали строить планы на новый совместный проект, но вот… случилось...

И теперь, уже без него, я перебираю архив, цифрую записи, вспоминаю и записываю наши песни, пересылаю его семье фото, рисунки. Он ушел, но он навсегда остался со всеми нами.

От Светланы Казаковой

Игорь, Игорь, Игорёк…

Светлана Казакова – 30 лет рядом, самый близкий круг друзей.

Игорь вошел в нашу жизнь 7 мая 1983 года. Лес, костер, мы, игрой судьбы попавшие на слет КСП… И вдруг к нам на огонек приходят двое, один из них – Игорь. И жизнь изменилась. Случайность? В этой жизни случайностей нет. Его Путеводная звезда должна была привести его к нашему костру, чтобы там он встретил тех, кто остался с ним до конца жизни - свою любовь и своих самых преданных друзей.

Наша компания, в которую в тот день абсолютно естественно вписался Игорь, и раньше жила интересно. Мы много путешествовали, ходили в походы, поднимались на горные вершины, были у нас и спелеологические изыски… Навсегда в памяти - 31 декабря 79-го года, когда мы поднялись на Яблоницкий перевал в Карпатах, там встретили приход 1980 года, а потом устроили «слаломный» спуск на лыжах к подножью… А еще - летом 80-го года целый месяц изолированно от мира жили на острове … И много-много другого. Конечно, не всегда во всем участвовали все одновременно, но общая жизнь, общие интересы и взаимная привязанность превращали впечатления «счастливчиков» в общую память и общее достояние. Мы – это те, кому Игорь присвоил гордое звание «наша мафия».

С появлением Игоря изменилась качественная сторона нашей жизни - в нее вошло Творчество. В ней появились стихи, песни, спектакли, открылись новые таланты, о которых многие из нас даже не подозревали. И теперь, собираясь вместе, мы не только радостно обсуждали планы будущих походов – мы пели, читали стихи, устраивали веселые капустники. Мы были молоды,  мы любили друг друга, и мы были счастливы. И даже став намного взрослее, мы сохранили в наших отношениях тот молодой задор, который и определил круг наших интересов.

Игорь старше многих из нас, хоть и совсем не намного. Но и стар, и млад – все мы всегда ощущали, что он мудрее, умнее, образованнее, талантливее. С ним всегда было интересно. Начинаешь говорить на тему, которая интересует тебя, и в которой ты считаешь себя профи, и вдруг Игорь выдает такое, что понимаешь - куда тебе до профессионала! Все годы, что мы были вместе, было такое ощущение, что он знает всё! И еще было полное доверие к его суждениям о событиях, людях, взглядах на жизнь. И давления с его стороны в отстаивании своей позиции никогда не было – просто мы понимали, что он, как всегда, прав. А если спорили, то в основном из самолюбия или упрямства, но выводы для себя все равно делали.

Об Игоре трудно писать, особенно в прошедшем времени. И вспоминать сложно. Не потому, что не помнится, а наоборот – слишком много того, о чем бы хотелось рассказать. Слишком многое запало в душу. Вот только пару примеров, пусть не самых ярких, но лично для меня памятных тем ощущением счастья, которое никогда не уходит.

Игорь как-то раз устроил нам экстремальный поход на очередной слёт КСП – «первый снег». Лес, ночь, холодно, темно. Шли долго, устали, лезли через сугробы, кустарники, поваленные деревья. И вдруг вдали забрезжил огонек - свет от костра! Ура! Добрались! Костер не один, их множество, и вокруг них – силуэты тихо поющих людей, лица которых лишь время от времени освещаются языками пламени. Мы расположились, развели свой костер… А потом Игорь повел нас по кострам огромного палаточного лагеря, разбитого на снегу, и везде, куда бы он нас не приводил, его встречали, как своего, родного. Ему радовались, а заодно и нам. Игорь представлял нас: «Это мои друзья», - и этого было достаточно, чтобы нас принимали, как своих. Помню, как меня распирало чувство гордости, что мы друзья ТАКОГО ИГОРЯ! А он брал в руки гитару и пел свои песни. И мы забывали про холод и усталость. Мы были одной большой семьей, все – и знакомые, и почти не знакомые. И это чувство единения, причастности к лучшему, что есть в этом мире, накрывало с головой!   Спасибо Игорю за эти минуты всеобъемлющего счастья!

Еще никогда не уйдут из памяти наши встречи в небольшом деревенском доме, где мы традиционно встречали Старый новый год, совмещая его с обязательным театрализованным представлением. Представьте: мы сидим за большим деревянным столом, горят свечи, а за окном беззвучно падает снег, ночь, зима, сугробы выше человеческого роста, хороший такой морозец… И голос Игоря – он тихо поет. Все привычно, по-домашнему – он с гитарой, как всегда в одном из своих вязаных свитеров («Иришка связала!»). И она рядом - его подруга, любимая, жена, муза, тот человек, вокруг которого еще до Игоря, еще с пацанских времен собралась наша команда, – и, как всегда, он смотрит на нее влюбленными глазами… Ничего вроде бы особенного, но ощущение тепла, уюта, близости, счастья - не покидает… А потом – веселый спектакль по сценарию Игоря, в котором задействованы все без исключения. И сам он как мальчишка, задорно и активно участвует в постановках. Участвуют все - мы и актеры, и зрители. Поют и голосистые и безголосые, реплики экспромтом, сами над собой хохочем, сами себе аплодируем…  Хулиганим, порой на грани фола. Но черту не переступаем – вопрос морали и нравственности хоть и не обсуждается, но все блюдут.

Вспоминаются и «дурацкие развлекалочки», которыми заполнялись паузы. Вот, к примеру. Кто-то зачем-то притащил из кухни красную пластиковую воронку для заливания жидкости в горлышко бутылки. Тут же предложение: конкурс на лучшее использование данного предмета. Много было всякого. Всё экспромтом. Хохотали. Потом воронку взял в руки Игорь. В две руки, безвольно опущенные вниз. Лицо серьезное – ни тени улыбки. Голова тоже опущена вниз. Во взгляде, направленном на воронку, тоска… В принципе, он бы мог уже ничего не говорить – одна эта картина взорвала комнату хохотом. Но он с той же серьезной миной задумчиво рассуждает: «Эта штуковина могла бы пригодиться тем, кто ходит направо… налево… профессиональным ходокам… ну, и тем, кто вообще не ходит…»  При этом носик воронки поворачивался вправо, влево, вверх, вниз…  Мы не смеялись, даже не хохотали – мы рыдали от смеха!  Ведь надо же было еще видеть это лицо и слышать этот голос грустного Пьеро! И не было в этой незамысловатой шутке ничего непристойного или пошлого! Это был великолепный мини-спектакль, талантливо разыгранный в полной уверенности, что рядом именно те люди, осуждения и непонимания которых опасаться не следует, которым наплевать на то, хорошо у тебя что-то получается или не очень, красиво ты выглядишь или не очень - просто потому, что тебя знают, понимают, любят любым.  Это и есть счастье, то самое «когда тебя понимают»… И особенно остро мы ощутили его с приходом к нам Игоря.

Мы всегда любили собираться у них дома. По-семейному. «Наша большая семья, наша мафия», - говорил Игорь. Он – глава семьи, рядом жена, дочь, зять, внук и «мафия». Эти встречи всегда - смех, шутки, стихи, песни, интересные разговоры. Засиживались, как правило, допоздна, а бывало и не разъезжались…

У каждого из нас  были «свои» любимые стихи Игоря. Мы бесцеремонно присвоили их себе, но когда кто-нибудь говорил: «Игорь, прочти светкино… маринкино… славкино…», - все знали, о каком стихотворении идет речь. А мне он даже «официально» посвятил одно из своих стихотворений. Я узнала об этом только тогда, когда вышел его первый сборник. Сначала даже сердилась – стихи про мух, а посвящает мне! А потом оценила его отношение, хоть и было оно выражено в аллегорической форме.

Мы любили Игоря, он любил нас. Любовь в определенной степени всегда эгоистична – делиться не хочется. Нам казалось, что всё, что он делает, только для нас – его семьи и друзей, которые тоже семья.  И только тогда, когда Игоря не стало, и я, и все остальные поразились, как много кроме нас людей ценят и любят его – он ведь никогда этим, да и вообще своими успехами не хвастался!..

В дом Царевых всегда тянуло. Нужен совет – дадут, нужна помощь – помогут. И просить не надо – сами догадываются. Многое было вместе пережито, передумано, переговорено за эти так быстро прошедшие тридцать лет…

Никогда не задумываешься о том, что с близким тебе человеком может что-то произойти. А когда происходит самое страшное, в это просто невозможно поверить. Игорь ушел, но все мы, когда приезжаем в его дом, постоянно ждем, что вот сейчас раздастся звонок, откроется дверь, и мы услышим его веселый голос: «Привет, ребята!»

Уход Игоря не укладывается в голове. Для нас он навсегда останется живым. Живым, веселым, талантливым, благородным и очень тактичным человеком. С ним рядом мы становились лучше, мы обязаны были соответствовать, ведь каждый из нас хотел быть таким, как он. Редкий человек. Ему много дала матушка-природа. А он, не скупясь, делился с другими всем, что имел – с близкими и родными, друзьями, знакомыми и даже незнакомыми людьми.

Игорь – по-настоящему великий человек. Таких больше нет. Он, сам того не сознавая, изменил нашу жизнь, сделал нас лучше, научил на многое смотреть его глазами…

Игорь, Игорь, Игорёк, спасибо тебе, что мы были вместе. Спасибо, что остаешься с нами.

Светлана Казакова от себя и от всей «мафии».